Уже собрался я закрывать церковь и уже достал из кармана ключи, как в это время подошел высокий мужчина, седой, коротко подстриженный, взгляд синих глаз пристальный.
– Знаете, как я пришел к вере? – с порога спросил он, чуть заикаясь и покашливая.
– Нет, – честно ответил я.
– А хотите послушать? Есть у Вас, батюшка, пять минуток свободных?
– Да хоть тридцать пять.
– Тогда, может, присядем где?
– Пойдемте со мной, – предложил я, – вон скамеечка у миниатюрных камешков. Там и поговорим.
– Камешки, действительно, миниатюрные, в три обхвата, – улыбнулся незнакомец.
Мы сели.
– Слушаете?
– Конечно, – ответил я, – со вниманием.
Он, слегка откашлявшись, начал говорить хрипловатым голосом:
– Много лет назад я работал сантехником. И часто в виде гонорара мне за выполненную работу давали бутылку водки. Этих бутылок у меня в квартире накопилось – целый бар. Потому что тогда я и капли в рот не брал спиртного. А всё складывал, складывал. И однажды, когда родственники и друзья собрались на мой день рожденья….
Незнакомец вдруг сильно закашлялся, но продолжил:
– В тот день меня и уговорили выпить за мое здоровье. Всего одну маленькую рюмочку. За ней – вторую, третью… И потихоньку, день за днем, месяц за месяцем, я втянулся… Втянулся в это поганое дело настолько, что стал втихаря тащить вещи из дома. Проще говоря, воровать. Чтобы купить водки… Жена не сразу, конечно, но заметила. Начались выяснения. Сначала по-хорошему. Потом…
Он опять закашлялся.
– Кашель у Вас нехороший…
– Это от волнения, батюшка. Так вот дальше – больше. Начались скандалы. И какой женщине понравится постоянно пьющий муж? Да еще и вор? В итоге моя Тамара ушла от меня. Вместе с детьми…
Незнакомец глубоко вздохнул:
– Да, ушла. А я всё квасил. Продавал за бесценок вещи, лишь бы нажраться. Допился до того, что дома осталась никому не нужная хромая табуретка, такой же обшарпанный старый стол да вдавленная с панцирной сеткой металлическая кровать… У меня уже и глюки пошли: змеи вокруг меня кружились, вместе с лягушками большими. Хохот стоял дикий… и голоса пошли – всё больше хвалили меня, какой я необыкновенный… Сейчас понимаю, чьи голоса. И от кого…
Он замолчал и продолжил:
– И вот однажды, летним солнечным утром, я проснулся. И в голове тут же выползла постоянная мысль: где бы опохмелиться? Лихорадочно стал искать взглядом, что бы еще продать? И неожиданно – стук в мою много раз сломанную и чиненную друзьями-собутыльниками деревянную дверь… «Странно, кто это?» – удивился я.
Посмотрел на часы – без пяти семь. Спрашиваю громко:
– Кто ко мне в такую рань?
– Открой сынок. Это я.
– Ты, Мама?
Я нехотя встал, голова ничего не соображает, гудит.
Открываю ключом дверь: действительно, стоит мама. В своем любимом крепдешиновом синем платье с мелкими цветочками, на голове – платок голубой.
– Не разрешишь войти?
– Проходи мама.
Сели за стол.
– Может чайку? – предложил я.
– Не сейчас.
– Ну, я всё равно поставлю, – и пошел на кухню ставить чайник.
– Ты мне лучше расскажи, как ты живешь?
А я и не знаю, что ответить матери – такой стыд охватил. Даже комок к горлу. Долго молчал и сопел, собираясь с мыслями. Наконец, выдавил:
– Плохо живу, мама. Вот видишь, всё распродал… Ради водки окаянной. Жена ушла, детей увела. Но я сам виноват – довел ее. Пью по-черному. Глюки уже, голоса преследуют. Видно, сдохну, как вшивая свинья под забором, в осенней грязи.
Я замолчал.
– Нет, сынок. Ты не умрешь. Я Господа упросила – Он даст тебе шанс исправиться. Ты только иди в храм Божий. Кайся. Горячо. Всем сердцем и душой. Исповедуйся. Причащайся Телом и Кровью Его. И – бросишь пить. И будешь здоров душой и телом…
«Просите – и дастся вам. Ищите – и обрящете», – так говорил Господь наш Иисус Христос, а его слова не ложны – и в этом земном веке, и в будущем.
И так моя мамочка это сказала внушительно, твердо так и серьезно сказала, с удивительно редкой властью, что я, как нашкодивший пацан, невольно сильно испугался.
Мама пронзительно смотрела на меня молча, может, минуту, может, две, а мне это показалось вечностью.
– А Тамара… вернется. Ты не сомневайся. И детей с собой приведет. И жить будете хорошо – душа в душу. И… повенчаетесь в свое время… Ты только Господа научись любить. И Он тебя в беде никогда не оставит. Потому что Он – всем нам Отец. Проси Его и никогда не забывай благодарить. Запомни это навсегда. И детей с Тамарой научи. Понял?
– Понял, – ответил я. Мать встала.
– Погоди, мам, сейчас чайку попьем, – вспомнил я о чае.
– Потом, сынок, – отмахнулась она, – мне уже пора, – и быстро вышла.
– Мам, давай попьем. Чай свежий заварил, – бросился я за ней. Глядь, а мамы-то… нет.
Стою как истукан какой.
И холодный пот меня прошиб – дошло вдруг до меня: мать-то умерла двенадцать лет тому назад… И вот пришла – оттуда меня, забулдыгу, спасать. Горячо верующая была Раиса Петровна. Храм любила. Посты соблюдала.. А со мной-то сколько горюшка хватила – и не передать.. Эх, мама, мама… И заплакал я горько.
И – долго плакал, как в детстве, неутешно, навзрыд, даже не зная, сколько прошло времени. Мне было ни до чего, душа моя, видно, ожила, а то как камень был…
Он задумался и продолжил:
– И как же мне было трудно идти в храм… Сколько причин сразу наваливалось: и туда надо было идти, и сюда, и сердце вдруг заболит, и друзья-собутыльники рвутся в гости, и голоса визжат и бунтуют: «Зачем тебе, такому умному, туда ходить?»
Незнакомец помолчал и как-то светло улыбнулся:
– А ведь я с маменькой частенько ходил в церковь. Была и исповедь. Было и причастие. Помню пение красивое. Свечи горят. Святые с икон смотрят. И не строго – тогда казалось – а как-то внимательно ко мне, отроку. Батюшку седобородого помню, он еще при ходьбе иногда чуть волочил левую ногу, а иногда и сильно прихрамывал.
Он опять закашлялся.
– Но с Божьей помощью пересилил себя, окаянного. Пришел раз, два, три, даже не помню сколько. Наконец поисповедовался, причастился Телом и Кровью воплотившегося Бога – и стало легче, легче… Жить захотелось. Силы появились. Долго у жены прощение вымаливал… Простила все-таки, родная моя. Пришла ко мне. Детей привела. С выпивкой – конец. Работаю на новом месте – на заводе, и руководство уважает. Повенчались в прошлом году на Красную горку. Третьего ребеночка ждем, хоть и года уже немалые… Совсем другая жизнь у меня. Совсем другое сознание… И все по молитвам маменьки моей. Она Господа упросила.
Незнакомец посмотрел на часы и поднялся со скамейки. Поднялся и я.
– Простите, батюшка, Бога ради, отнял у Вас много времени.
– Что вы, было интересно. Хорошо рассказываете. Приходите на службу. Буду рад видеть вас на исповеди и на причастии и просто как прихожанина, со своими вопросами и проблемами.
Незнакомец сложил ладони и сказал:
– Благословите раба Божьего Петра.
– Господь благословит Вас, во имя Отца и Сына и Святого Духа.
И Петр торопливо пошел к церковной калитке – молодой, энергичной походкой. И больше я его не видел.

* * *

И только уставшее за день солнышко, терпеливо и бережно собрав свои последние силы, все-таки грело мое лицо и медленно клонилось к закату, ярко подсвечивая глубоким лимонным цветом тяжелые синие облака, темнеющий лес вдалеке, холмы, растущие рядом березы, траву, реку, храм Божий.
И – ни ветерка.